На Афон за молитвой и братством
Андрей Федосов, заместитель директора ГТРК «Оренбург», уже не первый год ездит на греческий полуостров Афон, который считается обителью света и православия. Монахи разных национальностей живут на этой земле мирно и спокойно, ничего не деля и ни о чем не волнуясь, кроме духовного спасения.
Всего на Афоне около 1500 монахов, включая живущих в кельях, скитах и поодиночке. Там есть сербский, болгарский, греческий, русский монастыри. Люди тянутся туда, чтобы уйти от мирского, наносного, очиститься душой, приобщиться к чему-то важному, а может быть, если повезет, встретиться со старцем и поговорить о жизни. Вход на Афон доступен только мужчинам. Это очень строгое православное сообщество, со своим аскетичным укладом. Афон – место молитвы. Правила пребывания даже для мужского пола строгие: на территории Святой горы запрещается носить одежду ярких расцветок, выше колен, ходить с оголенными плечами, купаться нагишом, загорать, сквернословить и просто громко разговаривать, фотографировать и снимать на камеру. А еще всегда надо брать специальное разрешение – диамонитирион, которое дается всего на четыре дня. Андрей говорит, что основная цель его поездок – нравственное очищение, некий новый духовный подъем в гору. Хотя на саму вершину Афона он пока не поднялся.
– Почему ты не взобрался до сих пор на гору? Все паломники обычно делают это.
– У меня нет именно такой цели. Ведь это не спортивная акция или самоутверждение. Главное – духовный рост. Хотя взбираться на вершину трудно из-за большой физической нагрузки. И в этом тоже есть момент преодоления себя. Между прочим, разница температур на горе серьезная. Если внизу тепло, солнце, море, то наверху может быть ветер и снег. Все, кто поднимается в гору, обязательно посещают заброшенный храм Панагия. Там можно переночевать.
– Назови три вещи, за которыми ты отправляешься почти каждый год на Афон.
– Езжу за молитвой, на службу и за ощущением братства. А вообще, это очень тонкие духовные материи, о которых не расскажешь, настолько они личные. Иногда там происходят с тобой случаи, которые буквально переворачивают сознание: начинаешь задумываться о жизни, сопоставлять некие факты. И так все быстро…
– Братство. Что ты имеешь в виду? У тебя нет друзей?
– Это другое. Я хожу в наши, местные храмы, но там очень много женщин. А это уже не братство, а сестричество. Еще много людей совершенно случайных, приходящих в храм только на Пасху. Я бы хотел общаться с теми, кто постоянно посещает службы, участвует в таинствах, работает над собой. На Афоне нет никого главного, кроме Бога, остальные все равны. Я часто встречал известных людей, например, в этот раз видел актера кино Дмитрия Дюжева. И что? Никто не стал делать из этого сенсацию, да и сам он вел себя скромно, незаметно. Кому там важно, кто ты в миру?
– Читала в соцсетях, что ты хотел основать в Оренбурге подобие взаимоотношений афонского братства…
– Да, хотел создать такую организацию единомышленников, которые ездят на Афон, чтобы мы общались. А в итоге братство начало преобразовываться в благотворительный фонд. Это не та цель, которую я поставил вначале.
– А что скажешь о сегодняшней непростой ситуации, когда Афон вынужден подчиняться решениям Константинопольского патриархата? На горе теперь, говорят, нельзя причащаться, исповедоваться.
– Если очень попросить, то допустят. Патриарха Варфоломея на Афоне любят не больше нас. К примеру, в монастыре Дохияр его имя запретили поминать на службах. Вот так! Действия Синода Русской православной церкви считаю, безусловно, оправданными. Константинопольский патриархат последние сто лет ведет себя как шакал, который старательно пытается откусить кусок от раненого льва. Так было в 1920-х, кода он вместе с большевиками поддерживал «обновленцев» и травил святого патриарха Тихона. Так было и в 1996-м, когда вместе с властями Эстонии он безнаказанно провел захват церквей РПЦ. Теперь шакал в рясе посягнул на Украину. Если не обломает зубы – пойдет дальше. Впрочем, сейчас не 96-й. Россия уже не та. Тех, кто пытается и ту и другую стороны обвинить в расколе, в равной степени неправы. Верны ли решения Синода? Не уверен. Возможно, действовать надо было еще жестче. Не прекращение общения, а анафема. Не ответ, а упреждение. В конце концов, Русская церковь – это 70-80 процентов мирового православия. Можно было и с позиции силы где-то действовать.
– Что же теперь будет с Афоном?
– А что с ним? Афон как жил, как молился, так и будет продолжать жить духовно, а не по-мирски. Что касается меня, воздержусь ли я от поездок на Афон? Нет, если сложится. Во-первых, я абсолютно уверен, что попасть туда без некоего благоволения высших сил невозможно. Знаю уйму людей, которые собираются туда годами. И… не попадают. Значит, не нужно. Во-вторых, я туда еду не к патриарху Варфоломею, а к монахам. Буду ли я там на службах? Да. Хотя бы потому, что решение Синода мирянам этого не запрещает. Да, и на Афоне служба важнее всего. Буду ли я там исповедоваться и причащаться? Однозначно нет. И без всяких размышлений. Я – часть РПЦ. Это мне прямо предписано. И не собираюсь рассуждать о том, правильно это или неправильно. Другой Церкви у нас нет и не будет. Так же как и страны.
С русскими тысячу лет
Начало присутствию на Афоне русских монахов положил преподобный Антоний Печерский (983 – 1073). Он отправился к средоточию православной веры и, пробыв здесь долгое время, сам стал наставником для братии. Тогда его отправили на русскую землю донести людям христианскую веру. И преподобный Антоний прибыл в Киев, где основал Печерский монастырь, ставший истоком русского монашества. Первое документальное свидетельство о появлении на Афоне русского монастыря относится к 1016 году. Точных данных о его месторасположении не сохранилось, однако косвенные свидетельства указывают на обитель «Ксилургу». Много времени прошло с тех пор – и многое изменилось, но начиная с 1870 года окончательно русским был признан Свято-Пантелеймонов монастырь. И по настоящее время русская обитель на Афоне является значительной силой, ведущей религиозно-просветительскую деятельность и оказывающей влияние на русское православие. Судам запрещено подплывать к полуострову ближе, чем на 500 метров.
Вера Жидкова,
внештатный корреспондент