Дед Гурьян и «кукушки»

Его уже давно нет в живых. Он был одним из немногих в Орске, кто участвовал в советско-финской (Зимней) войне 1939–1940 годов.

Многие десятилетия в СССР эта война держалась в секрете. О ней не писали, не говорили. В учебниках истории лишь одним предложением упоминался вооруженный конфликт на советско-финской границе перед началом Великой Отечественной войны. Возможно, это политически связывалось с многолетними послевоенными добрососедскими отношениями Советского Союза и Финляндии, нейтральным статусом наших соседей, которые в 60-70-е годы прошлого столетия играли активную роль в установлении мирных отношений в Европе. Не случайно именно в столице Финляндии был подписан 1 августа 1975 года заключительный акт Хельсинкского совещания, в котором европейским странам гарантировались неизменность границ, территориальная целостность, мирное урегулирование конфликтов, невмешательство во внутренние дела, отказ от применения насилия, равенство и равноправие суверенитетов.

 

Именно в это время и состоялся с пожилым соседом по коммунальной квартире откровенный разговор, который стал для меня, советского подростка брежневского периода, настоящим откровением, политическим шоком из прошлого. В ноябре нынешнего года Зимняя война отметит свое восьмидесятилетие. Сложно сказать, будет ли упомянуто об этом событии, или вооруженный конфликт останется за кадром, но вычеркнуть сам факт из истории невозможно. Хотя бы потому что Зимняя, или как некоторые называют ее, Отмороженная война унесла тысячи жизней красноармейцев. С легкой руки поэта Александра Твардовского эта война была впоследствии названа «незнаменитой». До сих пор не установлены имена всех погибших советских военно-служащих, так как многие из них (20-25 тысяч человек) оказались не учтены в книгах потерь, хранящихся в фондах Российского государственного военного архива в Москве.

 

Гурьян Филимонов не погиб на той войне, но оказался репрессирован и отправлен на десяток лет в один из лагерей Печоры, откуда затем приехал работать в Орск (или был направлен по распоряжению сверху). Честно говоря, не владею информацией о днях, проведенных моим бывшим соседом в местах не столь отдаленных, и причинах нахождения его там. Но это время наложило на него отпечаток: дед сторонился всякого общения с соседями по дому, редко выходил на улицу. Благо супруга работала неподалеку от дома и полностью обеспечивала продуктами. Дед Гурьян много курил, нередко из дверей соседней комнаты в общий коридор выходил матерый запах спиртного и ядовитой махорки. Иногда крепко выпивал, особенно после выплаты пенсионного содержания.

С малых лет я сторонился неразговорчивого пожилого человека, потому что никогда не видел на его лице улыбки, да и перенесенная в молодости оспа оставила заметный след… Но дед Гурьян не был грубым человеком, спокойно относился к детским забавам в соседней комнате, никогда не делал замечаний. В тот день, пожалуй, единственный раз пригласил меня, столкнувшись в коридоре, в свою однокомнатную хижину. Поинтересовался хоккейными новостями, мол, когда мы еще канадских профессионалов хорошенько раскатаем, моей учебой в школе, а потом спросил: «Вы в школе финскую войну изучали?». Этот вопрос поставил меня в тупик. Ни о какой финской войне слыхом не слыхивал. Дед Гурьян, прервав паузу, впервые как-то хитро улыбнулся и проговорил: «Я прошел эту войну. Хочешь о ней узнать?». Лишь кивнул в ответ одобрительно головой, потому что так и не понимал, о какой же войне говорит сосед.

 

В тот вечер впервые узнал настоящую суровую правду о той «незнаменитой» советско-финской войне перед нашествием на СССР немецко-фашистских войск. Постараюсь воспроизвести рассказ деда Гурьяна по памяти, несмотря на стертые эпизоды.

– Ты о коктейле Молотова слыхал? – начал дед Гурьян. – Здорово эти самодельные гранаты помогли нам в 41-м в противоборстве с танками фашистов. Впервые с этими коктейлями я познакомился на финской войне, именно из-за них сгорело на поле боя несколько наших танков. Это финны придумали такие бутылки с горючим. Внутри них водка была. Воевали белофинны отчаянно. Досаждали нам «кукушки» – снайперы, которых обнаружить в лесу было практически невозможно. Одетые в белые маскхалаты финны буквально растворялись в зимнем лесу. И точно стреляли по нам. Помнится, во время первого перехода по лесной местности уже на территории Финляндии за двумя бойцами, шедшими в шеренге впереди меня, один из товарищей рухнул на снег. Подумал, что боец устал: пешком по глубокому снегу непросто километров 8 отмахать. Хоть и молодыми были, закаленными, деревенскими, но нагрузки выпадали колоссальные. Потом ничком упал сосед сзади, вскрикнув. Мы остановились и продолжали стоять живыми мишенями. Лишь после того, как третьего нашего товарища «кукушка» сняла (определили это по растекшейся крови на белом снежном покрывале), подбежали санитары. Мы залегли, один из санитаров упал на снег – его ранило. При этом звука стрельбы не было слышно. С глушителями, что ли, белофинны работали… Хорошо они и на лыжах ходили. Не знаю, сколько «кукушек» нас встретило в лесу, но наше продвижение они явно на пару часов задержали, человек 10 бойцов убили. Раненые появились. Так произошло мое боевое крещение. Стрелял я в молоко, больше для острастки врага. «Кукушки» – финские снайперы–меткачи были такие осторожные, просто неуловимые. Буквально растворялись, пулеметами деревья решетили, а снайперы успевали уходить. Разговаривали они на «кукушечьем языке»; не поймешь, птицы или снайперы перекликаются в лесу. Уничтожить их было сложно, хотя наши снайперы снимали и «кукушек», несмотря на все их мастерские ухищрения по собственной защите. Но я не видел ни одного убитого финского стрелка! Потом «кукушки» мне многие годы снились, кричал во сне и не мог их обнаружить…

По некоторым источникам, воевали против Красной Армии всего чуть более 200 снайперов, которые входили в народное ополчение – шюцкор. Все они до войны были охотниками. В лесистой Финляндии каждый мужчина – охотник. Работали зачастую в паре. Пока один сидел с оружием в гнезде, другой отсыпался в бункере, устроенном внизу, у подножия дерева или где-то рядом. Один из «кукушек» по имени Симо убил от 542 до 742 красноармейцев. Не исключено, что именно с ним и столкнулся в первом бою дед Гурьян. Чтобы не выдать себя дыханием (на морозе при дыхании неизбежно возникают облачка пара), «кукушка» сосал снег. Уловка простая, но она спасала ему жизнь. Спасает и в настоящее время многим бойцам, ведущим спецоперации в условиях зимы.

– Ты уж меня, старика, извини за баловство с водочкой. С финской войны зачастил, – продолжил разговор пожилой сосед. – Я ведь практически не пил до начала службы. Покуривать – покуривал с малых лет. Но на войне без «наркомовских» никуда. Мороз стоял крепкий, многие бойцы обмораживались. После атак на финские позиции, особенно на линии Маннергейма, нам завозили немало водки. Часто и за погибших выпивали – согревались и успокаивали нервишки. Снег в котелках растапливали, галеты, консервы были, сухари черные, сгущенка, которую впервые на той войне попробовал – вкусная. Ночевали по-разному. Старались использовать пожарища, погреба. В ветреную погоду рыли себе котлованы. Плащ-палатки не ставили, огня не разводили – нам это было категорически запрещено делать, потому что враг мог появиться где угодно и когда угодно. Кто победил в этой короткой, но для нас очень длинной войне? Мы, конечно! Хотя потом поговаривали, что спорная победа. До Хельсинки мы не дошли, хотя границу увели западнее от Ленинграда, чтобы городу Ленина было безопаснее.

Константин Мусафиров,

корреспондент