С Ленинградом разлучила война
9 листочков, четыре десятка строк, за которыми кроется страшная суть войны…
Дневник жительницы блокадного Ленинграда, 9-летней Тани Савичевой, в котором детской рукой выведены даты и время смерти всех родных и близких от болезней и голода, с последней записью «Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня…» известен на весь мир. Он стал одним из вещественных доказательств ужасов фашизма на Нюрнбергском процессе.
Как и маленькая Таня, орчанин Олег Богданов потерял в блокадном Ленинграде многих родных и близких. Его семья проживала на Васильевском острове.
– Мы жили на 11-й линии, в доме 56а, в коммуналке на третьем этаже, – вспоминает Олег Михайлович. – Семья была большая. Тетя Зина с мужем и тремя детьми, мама, я и моя сестренка Инга. Жили дружно, ни в чем особо не нуждались. Но перед войной мама заболела. У нее признали чахотку и положили в больницу. Потом грянула война. Тетка, чувствуя, что не в силах всех прокормить, отдала нас, племянников, в детский дом.
Расставание было болезненным. Но именно этот отчаянный шаг спас жизнь 6-летнему Олегу и его сестренке. Детский дом, куда они попали, располагался в Ленинградской области, потому не попал в блокаду. Дети в казенном учреждении не голодали.
Как по прошествии лет стало известно Олегу Михайловичу, тетка не пережила блокады. Без вести пропали двоюродный брат Леонид и сестренка Женя. Они, скорее всего, оказались на фронте. Мама умерла в больнице. В живых в большой семье осталась лишь младшая кузина Галя, которой в военные годы удалось устроиться на работу в проектно-конструкторский институт радиоэлектроники, где давали усиленный паек… Позже именно Галя рассказывала близким об ужасах блокадного Ленинграда. О том, как вокруг постоянно умирали истощенные люди, как ценилась каждая крошка блокадного хлеба.
Олег Михайлович вспоминает, как в 1942 году под покровом ночи эвакуировался в Ярославскую область их детский дом. Из памяти уже многое стерлось, но…
– Я до сих пор помню, как истошно кричала Инга, когда в Ярославской области нас разделили по разным детдомам, – говорит он.
Еще одна яркая картинка из детства, как с мальчишками весной он рыскал по полям в поисках мерзлой картошки, как радовались они, найдя ее, и, перетерев, жарили в лесу лепешки. Послевоенные годы были тяжелыми. В райцентре, где располагался детский дом, местные жители умирали от голода.
– Из детдома меня определили в ремесленное училище, – вспоминает мой собеседник. – После него я по распределению попал на ЮУМЗ. Работали под открытым небом. В 1953-м меня забрали в армию. Демобилизовавшись, я попытался вернуться в Петербург. К тому времени Галя разыскала Ингу и взяла ее к себе. Но к моему намерению остаться родственники отнеслись без энтузиазма (хоть и были рады меня видеть живым и здоровым), работы не было. А потому через бюро трудоустройств я завербовался в Серов. Занимался земляными работами, строил ферросплавный завод. Через некоторое время направился в Орск. Здесь встретил свою будущую супругу и остался. Этот город стал мне родным. Я работал на ЮУМЗе, ОНОСе, много лет трудился в компании «ВостокМеталлург-Монтаж», затем возглавлял инженерную группу на Орской ТЭЦ. За долгие годы я прикипел к Орску душой, хотя Ленинград, с которым нас разлучила блокада, по-прежнему считаю родным. И день снятия блокады – для меня особенная дата.
Людмила Светушкова